Александр Викторович Куряев Статьи в газете «Ведомости» 13 марта 2002 г. Несвоевременный подарок Наблюдая за подготовкой к вступлению России в ВТО, трудно отделаться от ощущения, что членство в этой организации нужно только правительству, и оно добивается своего всеми

КГБ. Председатели органов госбезопасности. Рассекреченные судьбы Млечин Леонид Михайлович

Глава 18 ВАДИМ ВИКТОРОВИЧ БАКАТИН

ВАДИМ ВИКТОРОВИЧ БАКАТИН

Назначенный председателем КГБ, Вадим Викторович Бакатин первым делом распорядился уволить своего собственного сына, служившего в госбезопасности. Но обвинение в семейственности, которого он боялся, ничто в сравнении с обвинительным реестром, предъявленным ему чекистами. Они называют его предателем. Вадим Бакатин, вероятно, был самым ненавидимым в госбезопасности начальником. Хотя он, пожалуй, самый интересный человек в плеяде хозяев Лубянки и, скорее всего, самый порядочный.

ХОЗЯИН ОБЛАСТИ

Последний председатель КГБ Вадим Викторович Бакатин родился в 1937 году в шахтерском городе Киселевске, Кемеровской области. Отец был маркшейдером, мать - врачом.

Он с детства неплохо рисовал, и у него возникла мысль поступить в художественное училище, но туда надо было сдавать экзамены. А в другие институты серебряного медалиста Бакатина брали без экзаменов. Он выбрал Новосибирский инженерно-строительный институт имени В. В. Куйбышева.

Тринадцать лет он провел на стройках в родном Кемерове. Работал в тресте «Кемеровохимстрой». Прошел весь тернистый путь: мастер, прораб, начальник участка, главный инженер. В среднем каждые два года его повышали: он сразу показал себя хватким и волевым администратором, умеющим добиваться своей цели. В 1973 году его с должности главного инженера домостроительного комбината взяли на партийную работу.

Бакатин любил рассказывать, как его в сапогах и в ватнике привезли в кабинет первого секретаря горкома. Тот пожал руку молодому строителю и сказал: будем рекомендовать вас на партийную работу. Бакатина избрали сразу вторым секретарем горкома. Через два года взяли в обком заведующим отделом строительства. Еще через два года избрали секретарем Кемеровского обкома. Люди знающие говорят, что хозяином он был удачным и в области на него не жаловались.

Каждое воскресенье он играл в теннис, в футбол и хоккей. В свободное время писал маслом, обычно пейзажи, картины раздавал друзьям.

В 1983 году Бакатина приметил новый главный кадровик ЦК КПСС Егор Кузьмич Лигачев. Он искал по всей стране деловых, напористых, с перспективой, партийных секретарей и забирал в Москву в особую группу инспекторов орготдела ЦК - на вырост. Формально небольшая группа инспекторов проверяла работу различных парторганизаций, фактически им предоставлялась возможность познакомиться с работой центральных органов власти, расширить свой кругозор перед новым крупным назначением.

Бакатин иногда напускал на себя ложную скромность, рассказывая, как трудно было ему, провинциалу, в сорок пять лет попавшему в Москву, освоиться среди столичной публики, этих почти небожителей. Но себе-то Бакатин всегда цену знал…

Два года он работал инспектором ЦК КПСС и заодно закончил Академию общественных наук. Этот диплом предназначался для анкеты. Высшее политическое образование и придумали для молодых честолюбивых партийных секретарей.

В марте 1985 года Бакатина вызвал Лигачев:

Мы решили просить тебя возглавить партийную организацию Кировской области. Область самая крупная и самая отсталая в Нечерноземье. Ее надо вытаскивать. Мы тебе доверяем. А сейчас пошли к Михаилу Сергеевичу.

Единственный совет - работай спокойно, не нервничай, не суетись, все будет нормально… Надо будет - поможем.

А через два года Бакатина попросили вернуться в родное Кемерово - уже хозяином области. Кемерово - это Кузнецкий угольный бассейн, проблемы которого к концу 80-х годов невероятно обострились. Бакатин, не чуждый новым веяниям, поддержал попытки найти новую формулу жизни Кузбасса, но тут, в октябре 1988-го, его забрали в Москву. Уже когда он уехал, летом 1989 года, началась громкая по тем временам забастовка шахтеров. Она могла губительно сказаться на политической карьере Бакатина, но он уже был министром внутренних дел.

От этой должности Вадим Викторович отказывался, говорил, что работы этой не знает. Но Горбачев уже все решил:

Поможем, не боги горшки обжигают.

Представлять Бакатина в МВД 24 октября проехал секретарь ЦК Виктор Чебриков. Он напутствовал нового министра кратко:

Не спеши высказываться. Побольше молчи. А главное - не спеши с реорганизацией. Система МВД - огромная, громоздкая. Чтобы войти в нее, потребуется не менее двух лет.

Бакатин начал с того, что закрыл спецлифт, на котором возили только министра.

31 октября Горбачев произвел Вадима Викторовича в генерал-лейтенанты, но форму он надевал раз в год - только в День милиции.

В роли министра Бакатину пришлось заняться «мокрым» делом, приключившимся с Ельциным 28 сентября 1989 года в подмосковном дачном поселке. Эта история была опасной не только для самого Ельцина, но и для Бакатина.

ПРЫЖОК С МОСТА

Осенью 1989 года по Москве поползли неясные слухи о покушении на Ельцина. Такая была атмосфера в обществе, что многие поверили: народного любимца пытались убить.

В «Московских новостях» появилось сообщение: «На протяжении нескольких дней в редакции раздаются звонки читателей: правда ли, что на Бориса Ельцина было совершено хулиганское нападение и он находится в тяжелом состоянии?»

Журналисты позвонили самому Ельцину домой. Он ответил:

Сейчас я немного приболел, видимо в Америке простудился, и теперь вот вынужден сидеть дома.

Вслед за этим выступила «Комсомольская правда»: «В редакции раздаются многочисленные звонки: почему Ельцина нет на сессии? Ходят слухи, что кто-то сбросил его в реку…

Мы позвонили Борису Николаевичу домой. Вот что он ответил:

Чуть ли не каждую неделю до меня доходят такие слухи: то у меня инсульт, то я попал в автомобильную катастрофу и даже что меня убили. Но все это, конечно, слухи, не более. На самом деле со мной все нормально. В поездке по Америке я, вероятно, простудился и сейчас приболел. Но температура уже спала. Лечащий врач сказал, что с 16 октября могу приступить к работе. Так что в понедельник буду участвовать в работе сессии Верховного Совета СССР».

Но вскоре стало ясно, что дело не в простуде.

Эта загадочная история случилась поздно вечером 28 сентября 1989 года в подмосковном дачном поселке Успенское.

В тот день Ельцин в Раменках встречался со своими избирателями. Вместе с ним был Михаил Полторанин, тоже избранный депутатом. Ельцин рассказывал о поездке в США, потом уехал в Успенское на служебной «Волге» с новым водителем.

На допросе командир отделения по охране спецдач Одинцовского райотдела внутренних дел сообщит: «С целью проверки несения службы милиционерами я позвонил по телефону на проходную Успенских дач, где несли службу милиционеры Костиков и Макеев. Трубку снял Костиков. На мой вопрос: как дела? - он ответил, что все хорошо и что „выловили Ельцина“. Я посчитал, что это шутка, но все-таки решил съездить и проверить, что произошло…»

Сам Борис Николаевич позднее описывал историю так: «Ехал к старому свердловскому другу. Недалеко от дома отпустил машину. Прошел несколько метров, вдруг сзади появилась другая машина. И… я оказался в реке. Вода была страшно холодная. Судорогой сводило ноги, я еле доплыл до берега, хотя до него несколько метров. От холода меня трясло».

Промокший Ельцин добрался до поста охраны и заявил, что это было покушение на его жизнь. Попросил сообщить ему домой. Дочь президента Татьяна Дьяченко бросилась звонить Александру Коржакову:

Папу сбросили с моста… У Николиной горы, прямо в реку. Он сейчас на посту охраны лежит в ужасном состоянии. Надо что-то делать!

Первая мысль Коржакова: значит, Горбачев все-таки решил разделаться с опасным конкурентом… Опытный Коржаков прихватил бутылку самогона, теплые носки, свитер и на своей «Ниве» погнал в Успенское. За превышение скорости его остановил инспектор ГАИ. Коржаков представился и объяснил:

Ельцина в реку бросили.

Инспектор козырнул и с неподдельным сочувствием в голосе ответил:

Давай гони.

«К Борису Николаевичу тогда относились с любовью и надеждой, - вспоминает Коржаков. - Примчался я к посту в Успенском и увидел жалкую картину.

Борис Николаевич лежал на лавке в милицейской будке неподвижно, в одних мокрых белых трусах. Растерянные милиционеры накрыли его бушлатом, а рядом славкой поставили обогреватель. Но тело Ельцина было непривычно синим, будто его специально чернилами облили».

Увидев своего верного телохранителя, Борис Николаевич, по словам Коржакова, заплакал:

Саша, смотрите, что со мной сделали…

Коржаков заставил его выпить стакан самогона, затем растер и переодел в теплое: «Мокрый костюм Ельцина висел на гвозде. Я заметил на одежде следы крови и остатки речной травы. Его пребывание в воде сомнений не вызывало».

Ельцин рассказал Коржакову:

«Он шел на дачу пешком от перекрестка, где его высадила служебная машина, мирно, в хорошем настроении - хотел зайти в гости к приятелям Башиловым. Вдруг резко затормозили „Жигули“ красного цвета. Из машины выскочили четверо здоровяков. Они набросили мешок на голову Борису Николаевичу и, словно овцу, запихнули его в салон. Он приготовился к жестокой расправе - думал, что сейчас завезут в лес и убьют. Но похитители поступили проще - сбросили человека с моста в речку и уехали».

Коржаков теперь уверяет, что ему в этом рассказе все показалось странным:

«Если бы Ельцина действительно хотели убить, то для надежности мероприятия перед броском обязательно стукнули бы по голове…

Мешок завязали?

Оказывается, уже в воде Борис Николаевич попытался развязать мешок, когда почувствовал, что тонет.

Эта информация озадачила меня еще больше - странные здоровяки попались, мешка на голове завязать не могут».

Ближайший помощник Ельцина Лев Суханов о происшедшем узнал с опозданием.

«Когда утром я приехал в гостиницу „Москва“, - вспоминал Суханов, - и не встретил там Ельцина, позвонил ему домой. Ответила супруга: Борис Николаевич, мол, болен - температура, слабость… Словом, на работе его не будет и мне нужно незамедлительно ехать к ним домой. Застал его в постели с высокой температурой…

Я позвонил водителю Ельцина и попросил того объяснить ситуацию. Оказывается, он довез Бориса Николаевича до Успенских дач, где тот вышел из машины и дальше пошел пешком. Я подумал, что если бы с ним был его старый водитель Валентин Николаевич, то ничего не случилось бы. Он бы его одного просто не отпустил.

Хоть какую-то информацию дала Наина Иосифовна: „Мы все переволновались… Он позвонил где-то в половине первого ночи и сказал, что находится на каком-то КПП… И мы поехали на машине за ним…“ То есть поехали Наина Иосифовна и муж дочери Тани. И действительно, Бориса Николаевича они застали на КПП правительственных дач - мокрого, в компании двух милиционеров, которые отпаивали его горячим чаем.

Со слов самого шефа, события в тот вечер развивались следующим образом. Когда он вышел из машины, то направился пешком в сторону дачи бывшего председателя Госстроя Башилова. Они оба из Свердловска, и оба любители попариться.

И в тот момент, когда он находился недалеко от проходной, на него что-то накинули и „не успел я очухаться, как меня куда-то понесли, и очнулся уже в воде, под мостом…“. 28 сентября погода в Москве стояла холодная, ни одна машина его не подобрала, и тогда он отправился на КПП, где его приютили два милиционера…»

Однако на следующий день неожиданно для всех Ельцин позвонил министру внутренних дел Вадиму Бакатину, просил не проводить расследования, отозвал свое устное заявление насчет покушения.

Уже было поздно. Милиционеры доложили о случившемся начальству. Следственное управление Главного управления внутренних дел Мособлисполкома возбудило уголовное дело по признакам преступлений, предусмотренных статьями 15 («покушение на преступление») и 103 («умышленное убийство») Уголовного кодекса РСФСР.

К помощнику Ельцина Суханову приходил следователь, водителя служебной автомашины, который отвозил Бориса Николаевича в Успенское, вызывали на допрос, но Ельцин сам поговорил со следователем и потребовал прекратить расследование. В аппарате Ельцина сочли «дело о покушении» закрытым.

Но 4 октября на заседании политбюро Горбачев рассказал товарищам всю эту историю. Ельцин просил не придавать этому факту огласку, сказал Горбачев, но надо разобраться. И поручил это министру внутренних дел Вадиму Бакатину.

Через несколько дней министр доложил Горбачеву, что расследование следует прекратить:

«Уважаемый Михаил Сергеевич!

В соответствии с Вашим поручением по поводу распространившихся в Москве слухов о якобы имевшей место попытке нападения на депутата Верховного Совета т. Ельцина Б. Н. докладываю.

6 октября заместитель начальника Следственного управления ГУВД Мособлисполкома т. Ануфриев А. Т., в производстве которого находится данное уголовное дело, в целях выяснения обстоятельств происшедшего разговаривал с Ельциным Б. Н. по телефону. Тов. Ельцин заявил: „Никакого нападения на меня не было. О том, что случилось, я никогда не заявлял и не сообщал и делать этого не собираюсь. Я и работники милиции не поняли друг друга, когда я вошел в сторожку. Никакого заявления писать не буду, т. к. не вижу в этом логики: не было нападения, следовательно, и нет необходимости письменно излагать то, чего не было на самом деле“.

С учетом изложенных обстоятельств уголовное дело подлежит прекращению. Поводом для распространения слухов о якобы имевшем место нападении на т. Ельцина Б. Н. является его заявление, не нашедшее своего подтверждения.

Министр внутренних дел СССР В. Бакатин».

Однако Горбачев не хотел упускать случая показать, в каком неприглядном положении оказался Борис Николаевич. Бакатин получил приказ довести дело до конца.

Через десять дней на узком совещании Горбачев сказал, что министр внутренних дел уточнил истинные факты «мокрого дела». Учитывая, что пошли депутатские запросы, предложил - не скрывать и информировать президиум и сессию Верховного Совета СССР.

В уголовном деле события той ночи выглядят так:

«28 сентября 1989 года около 23 часов, на проходную дачного поселка Успенское Совета Министров СССР, расположенного на территории Одинцовского района Московской области, обратился Ельцин Б. Н. и сообщил находившимся там сотрудникам милиции Костикову В. И. и Макееву А. Я., что на него совершено нападение неизвестными лицами, которые закрыли ему лицо, увезли на автомашине к водоему и сбросили его в воду, создав реальную угрозу для жизни».

Дежурный милиционер на допросе показал:

«28 сентября в 23 часа 15 мин. совместно с сержантом милиции Макеевым я находился на проходной госдач Успенское. Вовнутрь помещения со стороны улицы зашел народный депутат Ельцин Б. Н., одетый в костюм темного цвета, светлую рубашку. Одежда была совершенно мокрая, с нее капала вода. Мы помогли ему снять пиджак, ботинки, напоили горячим чаем. Он выпил чашки 3–4.

На вопрос, что с ним случилось, т. Ельцин рассказал следующее. После выступления в Москве, в ДК „Высотник“ в Раменках, он на служебной машине приехал на дачу № 38 в гости. Машину отпустил на перекрестке Рублевского шоссе и 1-го Успенского шоссе. Поздоровался с инспектором 7-го ГАИ и пешком направился в сторону дачного поселка. Сзади неожиданно подъехала какая-то машина, неизвестные силой усадили его в салон, натянули на голову какой-то предмет, а затем куда-то повезли и выбросили с моста в Москву-реку.

По его словам, он несколько раз отталкивался от дна, прежде чем выбрался на берег. Отлежавшись около часа на берегу, т. Ельцин добрался до проходной. Он попросил позвонить на дачу № 38. На первый звонок ответила женщина и сказала, что ошиблись номером. Второй звонок остался без ответа».

На даче № 38 той ночью хозяева отсутствовали. Там находилась только сестра-хозяйка, которую потом допросили как свидетельницу. Она рассказала, что рано легла спать, дверь была тщательно заперта и никто к ней не стучался.

Вывод криминалистов: «Ельцин не мог быть сброшен в воду (по характеру местности и конструкции близлежащих мостов), так как в этом случае, по мнению специалистов, он получил бы серьезную травму, а на его одежде должны были остаться следы водной растительности, илистых образований, которые, по показаниям свидетелей, отсутствовали».

16 октября после обеда Горбачев проводил заседание президиума Верховного Совета СССР. Он пригласил министра внутренних дел Бакатина и попросил доложить о результатах расследования.

Бакатин сказал, что было устное заявление Бориса Николаевича Ельцина представителям милиции о покушении:

Но никто - ни его водитель, ни пост ГАИ, мимо которого якобы шел Борис Николаевич, ни фактическая обстановка (высота моста около пятнадцати метров), ни время происшествия - его версию не подтверждают.

Борис Николаевич, как член президиума Верховного Совета, участвовал в заседании. Его попросили объясниться. По словам присутствовавших, мрачный Ельцин «говорил коротко, сбивчиво. „Это была шутка. Мало ли что бывает. Это моя частная жизнь. Но попытки угроз и шантажа в мой адрес были“…»

На вопросы членов президиума отвечать отказался.

В четыре часа открылось совместное заседание палат Верховного Совета СССР.

Горбачев сказал, что по Москве распространяются слухи о якобы имевшем место покушении на Ельцина, этот вопрос уже разбирал президиум Верховного Совета и решил ничего от депутатов не скрывать. И Михаил Сергеевич опять предоставил слово Бакатину, который повторил все заново только с большим количеством деталей.

В окружении Ельцина были весьма раздосадованы выступлением Бакатина, которого просили закрыть расследование.

Лев Суханов вспоминал: «Да, к сожалению, слова он не сдержал и на сессии о „факте покушения“ рассказал в своей интерпретации. Вы, наверное, помните, как у него тогда дрожали руки и голос, и вообще министр чувствовал себя весьма неуверенно. Конечно же ему было неловко выходить на трибуну и говорить вещи, которые ему несвойственны. Кстати, Борис Николаевич не изменил к Бакатину своего отношения и до сих пор воспринимает его как порядочного человека…»

Ельцин опять сказал всего несколько слов:

Претензий к министерству внутренних дел у меня нет. Никакого нападения не было. Никаких заявлений я не делал. Это мое частное дело.

Выслушив Бориса Николаевича, Горбачев с непроницаемым лицом заключил:

Принять к сведению, что никакого покушения не было. Пошутил. Все.

Михаил Сергеевич явно был доволен исходом этой истории. Его соперник оказался в дурацком положении.

Но против ожиданий Горбачева в глазах широкой публики «мокрое дело» Борису Николаевичу нисколько не повредило. Такие были настроения: что бы ни делал Ельцин, все шло ему в плюс.

Сторонники Ельцина уверенно говорили о травле, а Борис Николаевич сделал заявление для прессы:

«16 октября 1989 года на сессии Верховного Совета СССР под председательством М. С. Горбачева был обнародован инцидент, затрагивающий мои честь и достоинство.

Против моей воли к разбору данного вопроса был привлечен министр внутренних дел товарищ Бакатин, который, смешивая ложь с правдой, не имел морального права способствовать распространению слухов, порочащих меня в глазах общественности. Более того, товарищ Бакатин ранее заверил, что никакого расследования, а также оглашения информации, касающейся лично меня, проводиться не будет.

Новый политический фарс, разыгранный М. С. Горбачевым на сессии Верховного Совета и раздуваемый официальной прессой как событие первой величины в стране, объясняется, конечно, не заботой о моем здоровье и безопасности, не стремлением успокоить избирателей, а новой попыткой подорвать здоровье, вывести меня из сферы политической борьбы…»

«Мокрое дело» так и осталось загадкой, хотя оно и в самом деле никак не повредило Ельцину, который пользовался безоглядной любовью граждан.

«Пересуды шли разные, - вспоминал Лев Суханов. - Лично я слышал до полусотни различных версий „покушения“, в которых были замешаны не только его недоброжелатели, но и хорошенькие обольстительницы, ненавидящие его гэбисты и даже пришельцы с летающих тарелок…

Иначе говоря, никто не опроверг версию Б. Н. Ельцина о покушении на него, равно как никто и не подтвердил ее на все сто процентов. Потом по Москве ходили слухи, что одного из двух милиционеров, бывших на КПП вечером 28 сентября, уже нет в живых…»

Председатель комиссии Верховного Совета СССР по этике Анатолий Денисов проводил свое расследование и уверял позднее, что Ельцин поехал на дачу к знакомой. Там появился еще один мужчина. Они подрались, и Ельцин оказался в воде.

Много раз спрашивали Бакатина, что же тогда, собственно, приключилось с будущим президентом России? «Вы-то знаете, раскройте секрет». Но Бакатин никому и ничего не сказал…

ИСТОРИЯ РИЖСКОГО ОМОНА

Хозяйство Бакатину досталось беспокойное. Помимо обычных проблем с преступностью, навалились национальные конфликты, массовые беспорядки то в одном конце страны, то в другом. МВД превратилось в пожарное ведомство, пытающееся погасить эти конфликты.

На посту министра Вадим Викторович утверждал себя твердой рукой. Он сам потом признавал в интервью, что в МВД его боялись: «Я не хочу, знаете, ложной скромности, что ли. Я жесткий человек, даже, наверное, очень жесткий; я гонял это МВД как Сидоровых коз».

Но это с подчиненными, в министерстве. Наводить жесткий порядок по всей стране он отказывался, повторял - «буду действовать в рамках закона»: «Кто бы мне ни советовал, вот, мол, надо стукнуть кулаком по столу, и тогда преступность сразу исчезнет, возобладают дисциплина и порядок, я глубоко убежден: это опасная утопия, пустая иллюзия. Практика показывает: ни жесткие меры, ни даже террор не снижают уровня преступности. Скорее, приводят к обратным результатам».

Видя, что происходит в стране, где все республики требовали самостоятельности, Бакатин считал, что в этих требованиях много разумного. Почему он, сидя в Москве, должен решать, сколько участковых милиционеров нужно в Риге или на Сахалине? Он счел своим долгом развязать руки республиканским МВД. Бакатин подписал договор с Эстонией, сделав министерство внутренних дел республики фактически самостоятельным. Бакатин готовил такие же документы с Литвой, Латвией, Молдавией, РСФСР и потом жалел, что не довел дело до конца.

Бакатин считал, что структуру МВД придется радикально изменить, раз республики получают самостоятельность. Республиканские министерства получают самостоятельность, а союзное - берет на себя функции «внутреннего Интерпола», отвечает за транспортную милицию, за охрану атомных объектов, за подготовку высших кадров.

Вадим Бакатин создал отряды милиции особого назначения (ОМОНы). Он увидел, что нищая, коррумпированная милиция не подготовлена к борьбе с реальной преступностью. ОМОНы должны были стать островками профессионализма. Предполагалась и другая задача - разгон несанкционированных демонстраций, подавление массовых беспорядков. Все это создавало ОМОНам особое положение - милиция внутри милиции.

В Риге в отряд подбирали молодых и крепких милиционеров, в основном из патрульно-постовой службы, из тех, кто привык полагаться на силу мускулов. Завербовались в отряд и несколько «афганцев», среди них капитан Чеслав Млынник, будущий командир отряда.

Для них ОМОН стал желанным продолжением прошлой жизни. У них снова в руках было оружие. Правда, врага еще предстояло найти.

ОМОН был сформирован по приказу министра внутренних дел Латвии 1 декабря 1988 года. Численность - 148 человек, из них 20 офицеров.

Получив почти полную самостоятельность, ОМОН не знал обычных для милиции проблем и мог сам выбирать себе занятие. Скажем, по своей инициативе занялся борьбой с нелегальной торговлей спиртным - родом преступности, широко распространившимся из-за антиалкогольного законодательства.

Омоновцы расправлялись с торговцами на месте: забирали у них деньги и спиртное, действовали кулаками, дубинками и прикладами. Жаловаться торговцы не смели. Омоновцы сделали для себя вывод: они сами могут выполнять функции «неповоротливой» прокуратуры и «слишком мягкого» суда.

В первый год своей деятельности твердость и решительность ОМОНа многим нравились. Выгодно отличающиеся от своих коллег по милиции, умелые, крепкие парни вселяли в рижан уверенность. Мелкие прегрешения таким замечательным ребятам можно было простить.

Главная причина всех последующих событий состоит в том, что рижский ОМОН был создан в Латвийской Советской Социалистической Республике, а она в мае 1990 года фактически перестала существовать. Москва не хотела признавать независимость Латвии, Литвы и Эстонии и спровоцировала тяжелую политическую борьбу в республике.

Крючковский КГБ снабжал президента Горбачева разведсводками, из которых следовало, что за всеми процессами в Прибалтике стоит агентура ЦРУ. Прессу те же источники снабжали «достоверной информацией» о прибалтийских боевиках, которые будто бы располагают большими запасами оружия.

В Латвии установилось опасное двоевластие. С одной стороны, законно избранный парламент и сформированное им правительство. С другой - антиправительственная коалиция: Компартия, Интердвижение, Прибалтийский военный округ (его штаб находился в Риге), структуры КГБ.

Первоначально ОМОН поддержал новую власть. 15 мая 1990 года он стал героем в глазах латышского народа. В этот день Прибалтийский военный округ в первый раз попытался свергнуть законно избранную власть. Офицеры штаба округа и переодетые в штатское курсанты военных училищ штурмовали здание латвийского парламента. Я был в тот день в Риге у здания парламента и видел толпу военных, заполонивших центр города.

Когда офицеры стали ломиться в двери парламента, власти вызвали ОМОН. «Черные береты» с нескрываемым удовольствием прошлись дубинками по головам полковников и майоров. Штурм был отбит. Омоновцы чувствовали себя героями и ждали заслуженного вознаграждения. Но его не последовало.

Омоновцами командовал министр внутренних дел республики Бруно Штейнбрик, бывший генерал из КГБ. Он недолго возглавлял Главное управление уголовного розыска в союзном министерстве в Москве, но чувствовал себя там неуютно и с удовольствием вернулся в Ригу на должность республиканского министра.

Но новая власть не сумела или не захотела поладить с ОМОНом. Бруно Штейнбрика, который умел находить с омоновцами общий язык, убрали. Назначили нового министра - Алоиза Вазниса, бывшего начальника уголовного розыска республики, одного из лучших розыскников в стране.

Вазнис стал одной из жертв чистки, устроенной Федорчуком в бытность министром внутренних дел: его тогда сняли с должности. Бруно Штейнбрик вернул Вазниса на прежнее место, не подозревая, что готовит себе смену.

Сыщик Вазнис больше устраивал новую власть, чем чекист Штейнбрик. Но омоновцы встретили его в штыки.

Вазнис, соответственно, рассматривал рижскую милицию как цитадель оппозиции. В Риге латышей было меньше половины, а в рижской милиции и того меньше - примерно пятая часть. На эту службу вербовали молодых солдат со всей страны, обещая жилье в одном из самых престижных городов страны.

Объявление независимости Латвии оказалось для стражей порядка неприятным сюрпризом. Малый стаж рижской жизни не гарантировал им получения гражданства, латышского языка они не знали, перспектива служебного роста стала весьма проблематичной.

Министр Вазнис не поехал на базу ОМОНа, где его ждали, вместо этого он нанес «черным беретам» чувствительный удар. Прежний министр разрешил им открыть кооператив «Викинг», который брал на себя охрану ресторанов, кооперативов и отдельных лиц, которым это было по карману. Рижские омоновцы сразу поняли, что значительно приятнее за деньги охранять тех, кого в противном случае, возможно, пришлось бы ловить.

Министр Вазнис запретил своим подчиненным работать в кооперативах. Командир отряда подполковник Эдгар Лымарь отказался подчиняться новому министру и через газету Компартии «Советская Латвия» заявил, что будет выполнять только те приказы, которые не противоречат Конституции СССР и Конституции Латвийской ССР.

Правительство и ОМОН стали врагами.

Когда новый парламент Латвии назначил нового прокурора, омоновцы выставили посты у здания прокуратуры и не впустили его в здание. Так в Риге появились две прокуратуры: Латвийской Республики и Латвийской ССР. Занятые борьбой друг с другом, они мало досаждали преступникам.

Министр Вазнис запретил выдавать взбунтовавшемуся ОМОНу положенную ему амуницию и горючее, написал письмо в Москву с требованием расформировать отряд.

В начале октября 1990 года ОМОН переподчинили 42-й дивизии внутренних войск. От министра внутренних дел СССР Вадима Бакатина потребовали «учесть нарастание сепаратистских настроений в Прибалтике и сохранить там ребят, верных Советской власти». Позднее Бакатин будет раскаиваться в том, что пошел на поводу у первого секретаря ЦК Компартии Латвии Альфредса Петровича Рубикса и сохранил ОМОН…

Приказы из Москвы омоновцам передавал подполковник Гончаренко. После 1991 года он нашел убежище в Приднестровье, где под другой фамилией был назначен заместителем министра внутренних дел непризнанной Приднепровской Молдавской республики. Еще один рижский милиционер - и тоже под другой фамилией - стал там министром безопасности. В Приднестровье бежала большая группа рижских омоновцев, которым там выдали новые документы. Осенью 1993 года они с оружием в руках приехали в Москву, чтобы воевать против Ельцина…

В конце 1990 года Бакатина убрали из министерства внутренних дел. Его место занял Борис Карлович Пуго, который был председателем КГБ Латвии, а затем первым секретарем ЦК Компартии республики. Горбачев сменил преданного себе человека на того, кто предаст его при первой возможности…

Год с небольшим - от провозглашения независимости Латвии до ее признания Москвой - ОМОН был в каком-то смысле хозяином Риги. Его использовали для психологического террора против новой власти. Именно омоновцы стали для латышей олицетворением политики Москвы.

Омоновцы катались по городу, задерживали «подозрительных», без суда и следствия разбирались с «виновными», врывались в рестораны, иногда стреляли, куражились.

Бывший сотрудник ОМОНа Герман Глазер рассказывал на пресс-конференции:

Командир отряда Млынник готовил бойцов к тому, чтобы «покончить с фашизмом в Латвии и поставить здесь наместника Президента СССР…»

Бакатин, пока был министром, ставил вопрос так: или пусть рижский ОМОН подчиняется республике, или его надо расформировать. Пуго превратил ОМОН в боевой отряд латвийской Компартии. По его приказу ОМОН занял Дом печати, где находились редакции всех республиканских газет и журналов.

Так вам будет спокойнее работать, - издевательски говорили они журналистам.

Особое усердие при захвате Дома печати проявил старший лейтенант Александр Кузьмин. У него были свои счеты с журналистами. Газета «Советская молодежь» красочно описала, как омоновцы гуляли в ресторане «Соната». Началась пьяная драка, одному из своих противников лейтенант Кузьмин прострелил ногу, другому попал в живот…

КГБ и министерство обороны не смогли получить у Горбачева санкцию на введение в Прибалтике чрезвычайного положения, поэтому пытались спровоцировать балтийские правительства на применение силы. Нужен был предлог для разгона парламента и правительства.

В январе 1991 года ОМОН пытался установить свои порядки в Риге. Отряд взял штурмом здание министерства внутренних дел республики. При этом погибли четыре человека - двое милиционеров, оператор киностудии и случайный прохожий. Омоновцы считали себя хозяевами города. Они говорили:

Да, мы профессионалы-наемники, но мы живем по законам справедливости.

После этих событий они ощутили ненависть целого города. Теперь они постоянно боялись нападения. На базе два-три раза в ночь объявлялась боевая тревога. Строили дзоты, баррикады из мешков с песком.

После провала августовского путча 1991-го для них все кончилось. Через неделю они бежали из Латвии. Они уезжали на трех бронетранспортерах, на которых было написано: «Мы еще вернемся». Прикрывая отход, омоновцы бросили несколько дымовых шашек. Но никто не пытался помешать им уехать.

КАНДИДАТ В ПРЕЗИДЕНТЫ

Поведение Бакатина вызывало гнев сторонников консервативной линии. Бакатин к тому же охотно беседовал с журналистами, говорил откровенно, резко. На Горбачева давили, требуя заменить Бакатина. И Горбачев, как выразился сам Вадим Викторович, струсил и сдал министра.

Накануне ноябрьской демонстрации 1990 года Горбачев приказал министру внутренних дел Вадиму Бакатину сделать так, чтобы не было никаких альтернативных демонстраций.

Бакатин доложил, что запрещать демонстрации нельзя - нет у него такого права. Его ответ присутствовавшим не понравился. Председатель КГБ Владимир Крючков потребовал продемонстрировать силу.

Бакатин сказал ему:

Вот и покажите. Кто хочет запрещать, пусть свой запрет сам и реализует. Милиция этим заниматься не будет.

Горбачев взорвался, обвинил Бакатина в трусости. После совещания Бакатин подошел к Горбачеву, спросил:

Кому сдавать дела?

Горбачев, не глядя, ответил:

Продолжай работать! Я скажу, когда сдавать.

Спор на совещании у президента был лишь эпизодом. Отставки Бакатина с поста министра внутренних дел добивались руководители КГБ, а также лидеры Компартий Украины, Белоруссии и особенно Прибалтийских республик. Они требовали жестких мер против новой власти в республиках, а Бакатин исходил из того, что не надо портить отношения с Литвой, Латвией и Эстонией, потом легче будет с ними ладить.

Ну вот, как мы говорили с тобой, теперь время пришло. Тебе надо уйти с этой работы.

Бакатин был к этому готов:

Вы правы, Михаил Сергеевич, вы меня сюда поставили, вы вправе меня убрать. Если бы я был кадровым милиционером, прошел бы всю жизнь до генерала, то это - крушение моей жизни. Я вас не устраиваю, вы меня можете убрать. Но это ошибка.

Горбачев не хотел развивать эту тему:

Все, вопрос решен.

Новым министром Горбачев назначил Пуго, его первым заместителем - генерала Бориса Всеволодовича Громова.

3 декабря, в понедельник, глава правительства Николай Рыжков приехал в МВД вместе с Пуго, представил нового министра. Бакатин и Пуго просидели вдвоем с часу до шести вечера. Потом Бакатин собрал руководящий состав министерства и попрощался. Сказал так:

Я власть уважаю, поэтому так же отношусь и к указу президента о моем смещении с поста министра. Хотя сам я никаких заявлений не писал. Более того, такой акт безотносительно к личности (Бакатина или кого-то другого) считаю при данной обстановке в стране неправильным…

Но Горбачев не хотел терять Бакатина и оставил его при себе в качестве члена Президентского совета. Он сидел в Кремле на третьем этаже - рядом с Горбачевым.

Бывший помощник президента Георгий Хосроевич Шахназаров вспоминает не без иронии:

Бакатин, Примаков, Ревенко маялись бездельем и только после долгих препирательств с Болдиным получили кабинеты. Да и потом им приходилось в основном ждать, пока президент даст поручение, а в оставшееся время навещать друг друга и сетовать на никчемность своего положения. Кто-то тогда сострил: «Что такое член Президентского совета? Это безработный с президентским окладом».

В словах Шахназарова кроется, похоже, некая ревность - почему одни люди в окружении Горбачева оставались в чиновничьей должности помощников, а других, которым и заняться вроде как нечем, вознесли в члены Президентского совета?

Президентский совет Горбачев вскоре распустил. Вместо него в марте 1991 года создал новую структуру - Совет безопасности, своего рода политбюро. Включил в него и Вадима Бакатина. Совет безопасности тоже оказался декоративным органом. Положение о Совете безопасности, которое Примаков и Бакатин написали и передали вице-президенту Янаеву, чтобы он доложил Горбачеву, так и осталось у Янаева.

Но время от времени Горбачев давал Бакатину отдельные поручения. На этой почве у него вышел конфликт с новым министром Борисом Пуго. Вадим Викторович побывал в дивизии имени Дзержинского внутренних войск МВД СССР, не предупредив Пуго. Тот выразил недовольство.

Бакатин попросил командующего внутренними войсками генерала Юрия Шаталина подготовить справку о действиях внутренних войск в Нагорном Карабахе. Пуго запретил Шаталину давать какую-либо информацию Бакатину. У бывшего министра и его преемника состоялся неприятный разговор.

Пуго твердо сказал Бакатину:

Если я правильно понял Михаила Сергеевича, вы в наши дела не вмешиваетесь.

В апреле 1991 года Бакатин пригласил к себе командующего внутренними войсками Шаталина, чтобы расспросить его о положении в Южной Осетии. Но Пуго и вовсе запретил генералу приходить к Бакатину.

Бакатин обратился с возмущенным письмом к Горбачеву:

«Это уже второй подобный случай. После первого Б. К. Пуго дал понять, что действует с Вашего согласия. Я не намерен дважды объясняться с ним по одному и тому же вопросу и прошу Вас, уважаемый Михаил Сергеевич, либо указать товарищу Пуго на недопустимость его поведения, мешающего делу, и порекомендовать впредь подобных случаев не допускать, либо, если Вы считаете, что он прав, прошу освободить меня от обязанностей члена Совета безопасности СССР, потому что в этом случае у меня не остается абсолютно никаких возможностей (при отсутствии информации, аппарата и прав) для того, чтобы их хоть каким-то образом исполнять».

Горбачев мягко сказал Бакатину:

Работай. Борис Карлович не прав. Я скажу ему…

Видя, что Бакатин тоскует без реального дела, Горбачев предложил ему место первого заместителя премьер-министра. Но Совет Федерации с кандидатурой Бакатина не согласился.

Тогда его хотели назначить просто заместителем главы правительства - курировать отраслевые министерства. Тут уж Бакатин сам отказался. Сказал, что он в этих сферах дилетант. Но скорее всего, он просто не хотел принимать малозначащую должность.

Работая в Совете безопасности, он написал заявление начальнику Девятого управления КГБ Плеханову, что отказывается от охраны.

Вадим Бакатин находился в расцвете сил, жаждал активной политической деятельности и видел себя на первых ролях. Он был человеком известным, заметным, хотя, возможно, переоценивал степень своей популярности.

Бакатин представлялся человеком самоуверенным, несколько кокетливым, не забывающим о том, что он нравится женщинам. Он показал себя дельным администратором и порядочным человеком и явно заслуживал более заметной работы, чем неопределенное членство в Совете безопасности, хотя, с другой стороны, для чего-то большего ему явно не хватало образа самостоятельного политика. Он все же выставил свою кандидатуру на первы: президентских выборах в России в июне 1991 года, став соперником Ельцина.

Считается, что Ельцин собирался пригласить Бакатина на роль вице-президента. Но Вадим Викторович отказался - то ли потому, что всерьез верил в свою победу, то ли выполнял просьбу Горбачева, который мечтал провалить Ельцина и надеялся, что Бакатин оттянет ельцинские голоса.

Конфиденциально переговорить с Бакатиным было поручено депутату Сергею Вадимовичу Степашину. Он спросил Бакатина:

Как бы вы отнеслись к предложению Ельцина идти с ним на выборы в качестве вице-президента?

Бакатин попросил поблагодарить Бориса Николаевича и сказать, что думать на эту тему уже не имеет смысла - он только что подал заявление в избирком с просьбой зарегистрировать его кандидатуру.

Бакатин сделал большую ошибку. И для него, и для всех было бы лучше, если бы он в. 1991-м стал вице-президентом России. Скорее всего, страна избежала бы трагических событий октября 1993 года…

Пресса и телевидение поддерживали Бакатина, о нем доброжелательно писали и говорили. В лагере Ельцина за ним ревниво следили и были обижены на то, что он посмел конкурировать с Борисом Николаевичем.

Специалисты считают, что на выборах Бакатин сделал много ошибок. Отказался от помощи первых профессионалов, которые занимались имиджем политиков. Запретил выпускать пропагандистские листовки и плакаты. Неудачно выступал, речи у него получались слишком длинными и академическими.

Одни избиратели, глядя на послужной список кандидата, воспринимали его как партаппаратчика, хотя, по сути, он им и не был. Другим Бакатин казался нерешительным человеком с расплывчатой программой. Кандидатом в вице-президенты он предложил Рамазана Хаджимуратовича Абдулатипова, который отнюдь не у всех вызывает симпатию.

Олег Максимович Попцов, первый руководитель российского телевидения, считает, что сам Бакатин вел предвыборную президентскую кампанию вяло. Против него работал убывающий авторитет Горбачева. Назвав в качестве вице-президента Абдулатипова, Бакатин не помирился с правоверными коммунистами и оттолкнул от себя либеральное крыло…

Но его главная проблема состояла в том, что те люди, которые в принципе симпатизировали Бакатину, все-таки проголосовали за Ельцина. А противники Ельцина, естественно, не хотели поддерживать Бакатина.

ПОСЛЕДНИЙ ПРЕДСЕДАТЕЛЬ

В дни августовского путча 1991 года Бакатин повел себя лояльно к президенту Горбачеву, не захотел сотрудничать с ГКЧП, написал заявление с отказом от исполнения своих обязанностей члена Совета безопасности. Затем подписал другое заявление вместе с Примаковым, выражая протест против ГКЧП:

«Считаем антиконституционным введение чрезвычайного положения и передачу власти в стране группе лиц. По имеющимся у нас данным, Президент СССР М. С. Горбачев здоров.

Ответственность, лежащая на нас как на членах Совета безопасности, обязывает потребовать незамедлительно вывести с улиц городов бронетехнику, сделать все, чтобы не допустить кровопролития. Мы также требуем гарантировать личную безопасность М. С. Горбачева, дать возможность ему незамедлительно выступить публично».

Бакатин звонил министру обороны Язову с просьбой не штурмовать Белый дом. И наконец, вместе с представителями российской власти полетел к Горбачеву в Форос. Его твердость была вознаграждена.

22 августа в полдень Горбачев вызвал в Кремль начальника разведки и заместителя председателя КГБ Леонида Владимировича Шебаршина и назначил его временно исполняющим обязанности председателя КГБ.

Леонид Шебаршин - один из самых известных разведчиков. В 1958 году окончил Институт международных отношений, и его взяли в министерство иностранных дел. Он сразу поехал в Пакистан. Начинал с должности помощника и переводчика посла, которым был известный дипломат и будущий заместитель министра иностранных дел Михаил Степанович Капица. Под его крылом Шебаршин быстро получил повышение - атташе, третий секретарь. Осенью 1962 годд он вернулся в Москву, стал работать в центральном аппарате МИД - референтом в отделе Юго-Восточной Азии. И почти сразу его пригласили в КГБ.

Он принял это предложение с удовольствием. Закончил разведшколу и начал службу в Первом главном управлении КГБ. В декабре 1964-го он вновь отправился в Пакистан, теперь уже в роли помощника резидента. После возвращения из командировки летом 1968 года прошел годичные курсы усовершенствования при Первом главном управлении КГБ, что необходимо было для служебного роста. Два года в Москве, и он отправляется заместителем резидента в Индию - главный форпост советской разведки на Востоке. Там была огромная резидентура, на которую не жалели денег, потому что в Индии можно делать то, что непозволительно в любой другой стране.

В 1969 году в Иерусалиме загорелась мусульманская мечеть Аль-Акса. В мусульманском мире вину возложили на Израиль, советская пропаганда рада обличать сионистский режим.

Андропов написал секретную записку Брежневу:

«Резидентура КГБ в Индии располагает возможностями организовать в этой связи демонстрацию протеста перед зданием посольства США в Индии. Расходы на проведение демонстрации составят 5 тысяч индийских рупий и будут покрыты за счет средств, выделенных ЦК КПСС на проведение спецмероприятий в Индии в 1969–1971 годах.

Просим рассмотреть».

Брежнев написал: «Согласиться».

Леонид Шебаршин проработал в Индии шесть лет и добился очевидных успехов. В апреле 1977 года он приступил к работе в Ясеневе заместителем начальника отдела, а в мае 1978-го был назначен резидентом в Иране. Он руководил советской разведкой в Иране в самый сложный период исламской революции.

Его пребывание в Тегеране омрачил побег сотрудника резидентуры Кузичкина. Обычно за побег подчиненного сурово наказывают. Но обошлось. Он прослужил в Тегеране четыре года, вернулся весной 1983 года. Несколько месяцев проработал заместителем начальника отдела, а осенью стал заместителем начальника информационного управления разведки.

В апреле 1987 года Крючков сделал Шебаршина своим заместителем. А в январе 1989-го, возглавив КГБ, Крючков передал Шебаршину свой кабинет и всю советскую разведку.

Достаточно молодой для своей высокой должности, Леонид Владимирович мог еще долго оставаться на своем посту. Участия в августовском путче 1991 года Шебаршин не принимал. Председатель КГБ Владимир Крючков таланты Шебаршина ценил, но у него были люди и поближе - их он и втянул в путч.

Леонид Шебаршин после ареста Крючкова ровно одни сутки - с полудня 22 августа до двух часов дня 23 августа - возглавлял КГБ. Шебаршин успел только подписать приказ о департизации КГБ, и парткомы в комитете прекратили свою деятельность. Но на должность постоянного хозяина Лубянки он не годился, потому что после путча стало ясно, что КГБ должен быть если не разрушен, то преобразован в нечто новое, не представляющее опасности для страны. Кроме того, союзные республики требовали поделить госбезопасность, чтобы создать собственнув разведку…